ВЕРЖЕ, убийца архиепископа Парижа.
3-го января 1857 года монсеньор Сибур, Архиепископ Парижский, выходя из церкви Святого Стефана, был смертельно ранен молодым священником, по имени Верже. Виновный был приговорён к смерти и казнён 30 января. До последней минуты он не выразил ни сожаления, ни малейшего раскаяния. Вызванный в самый день его казни, он дал следующие ответы:
1. Вызывание. - О.: Я ещё задерживаюсь в своём теле.
2. Разве душа Ваша не совсем ещё освободилась от тела? - О.: Нет, я боюсь... я не знаю... Подождите, дайте мне прийти в сознание, я ведь не умер, не правда ли?
3. Раскаиваетесь ли Вы в том, что сделали? - О.: Я был неправ, что убил, но по своему характеру я не мог вынести унижения. Вызовите меня в другой раз.
4. Почему Вы уже хотите уйти? - О.: Я очень боюсь увидеть его, я боюсь, как бы он мне не сделал того же.
5. Но Вам нечего бояться, поскольку Ваша душа отделена от тела, и Вы можете отогнать всякое беспокойство, оно неблагоразумно. - О.: Что ж вы хотите? Разве вы всегда владеете собой? Я не знаю, где я... я схожу с ума.
6. Постарайтесь успокоиться. - О.: Я не могу, потому что я совсем потерял голову. Подождите... я попробую припомнить всё яснее.
7. Если бы Вы помолились, то это помогло бы Вам собраться с мыслями. - О.: Я боюсь… я не смею молиться!
8. Молитесь, милосердие Божье велико! Мы помолимся вместе с вами. - О.: Да, милосердие Божье бесконечно, я всегда в это твёрдо верил.
9. Теперь отдаёте ли Вы себе отчёт в своём положении? - О.: Это так необыкновенно, что я никак не могу придти к осознанию.
10. Видите ли Вы теперь свою жертву? - О.: Мне кажется, что я слышу голос, похожий на его, и он говорит мне: Я ничего не имею против тебя… всё это действие моего воображения! Говорю вам, я сумасшедший, я вижу с одной стороны своё тело, а с другой – голову… и всё же мне кажется, что я жив, но в пространстве между землёй и тем, что называется небом! Я чувствую даже холод лезвия, падающего на мою шею... но это, конечно, от страха смерти... мне кажется, что я вижу массу Духов вокруг себя, они с сочувствием смотрят на меня... они говорят мне что-то, но я их не понимаю.
11. Нет ли между этими Духами кого-нибудь, чьё присутствие унижало бы или оскорбляло Вас, напоминая о Вашем преступлении? - О.: Скажу вам, что я опасаюсь только одного, а именно того, кого я убил.
12. Припоминаете ли Вы свои предыдущие существования? - О.: Нет, я в смятении... Мне кажется, что всё это я вижу во сне... в другой раз; мне нужно ещё опомниться.
13. (Три дня спустя.) Теперь Вы себя осознаёте? - О.: Я знаю, что я уже не в вашем мире, и нисколько об этом не жалею. Сокрушаюсь только о том, что совершил; но Дух мой более свободен; я уже знаю, что мы имеем несколько существований, в которых обретаем все нужные сведения, чтобы стать совершенными, насколько это возможно для живого существа.
14. Наказаны ли Вы за совершённое Вами преступление? - О.: Да, я сожалею о том, что сделал и потому страдаю.
15. Каким образом Вы наказаны? - О.: Я наказан тем, что осознаю свою ошибку. Я прошу за всё прощения у Бога; я наказан в своей совести за недостаток веры в Бога; я понимаю теперь, что мы не должны лишать жизни своего ближнего; я наказан тем, что отдалил своё совершенствование, пустившись по ложному пути, и не послушался своей совести, которая твердила мне, что я не достигну цели, убивая ближнего своего; но я дал гордыне и ревности овладеть собой; я ошибся и очень раскаиваюсь, поскольку человек всегда должен уметь владеть собой и своими страстями, а я сделать этого не смог.
16. Что испытываете Вы, когда мы Вас вызываем? - О.: Удовольствие и боязнь, потому что я не злой.
17. В чём же состоят эти удовольствия и страх? - О.: Удовольствие разговаривать с людьми и иметь возможность, признаваясь в своём грехе, хоть отчасти загладить его! Боязнь же я не могу вам объяснить, это что-то вроде стыда чувствовать себя убийцей.
18. Желали бы Вы вновь воплотиться на земле? - О.: Да, я прошу этого, и желаю находиться под постоянной угрозой быть убитым и этого бояться.
Вызванный архиепископ Сибур говорит, что он прощает своего убийцу и молится о его возвращении к добру. Он прибавляет, что хоть он и присутствовал всё время здесь, но не показался убийце, чтобы не увеличивать его страданий: боязнь его увидеть, как упрёк совести, уже является наказанием.
В.: Человек, убивающий кого-нибудь, знал ли, выбирая себе новое воплощение, что он сделается убийцей? - О.: Нет, он знал только, что, выбирая жизнь, связанную с борьбой, он рисковал стать убийцей кого-либо из себе подобных; но он не знал, что совершит это, так как в нём всегда происходит борьба с самим собой.
Положение Верже в минуту его смерти таково, каким почти всегда бывает состояние погибающих от насильственной смерти. Отделение души происходит не сразу, и они как бы ошеломлены и не могут понять, живы они или умерли. Верже был избавлен от встречи с Архиепископом, потому что она была ему не нужна для возбуждения в нём укоров совести, но другие убийцы обыкновенно преследуются взглядами своих жертв.
К чудовищности своего преступления Верже прибавил ещё и то, что он не раскаялся перед смертью; значит, он находился во всех желаемых условиях, чтобы подвергнуться вечному осуждению. Но, как только он покинул землю, раскаяние проникло в его душу; он с ужасом отказался от своего прошлого и искренне молил о прощении. Конечно, его подтолкнуло на это раскаяние, а не чрезмерное страдание: он ещё не успел страдать; единственно, - крик совести, которого он не хотел слушать при жизни. Почему бы не принять это раскаяние во внимание? Почему то, что могло спасти его от ада несколько дней раньше, не может сделать того же теперь? Почему Бог, который был бы милостив перед смертью, будет безжалостен через несколько часов после неё?
Удивительна эта быстрая перемена убеждений и мыслей у закоренелого преступника, остававшегося непреклонным до последней минуты на земле, и которому, как только он совершил переход в другую жизнь, тотчас делается ясно всё беззаконие его поведения. Конечно, это явление далеко не общее, есть и исключения, иначе не было бы злых Духов; часто раскаяние приходит очень поздно, и соответственно этому продолжается и наказание.
Упорство во зле во время земной жизни часто происходит от гордыни, отказывающейся склониться и осознать свою вину; затем, человек находится под влиянием материи, которая опускает завесу на его духовное зрение и словно околдовывает его. Но как только спадает завеса, всё озаряется внезапным светом, и он чувствует себя словно отрезвлённым. Быстрый возврат к лучшим чувствам – это всегда указание на уже свершившийся моральный прогресс, который ждёт только удобного случая, чтобы проявиться. Но тот, кто продолжительное время после смерти упорствует во зле, является, несомненно, отсталым Духом, в котором материальный инстинкт заглушает доброе семя, и которому придётся перенести ещё много испытаний, пока он исправится.
