ГЛАВА II
Боязнь Смерти.
Причины боязни смерти. – Почему спириты не боятся смерти.
Причины боязни смерти.
1. – У человека, какой бы ступени развития он не принадлежал бы, начиная с состояния дикаря, есть врождённое чувство будущего; его интуиция говорит ему, что смерть – это не последнее слово существования, и что те, о ком мы скорбим, не потеряны безвозвратно. Верование в будущее интуитивно и бесконечно более общее, чем вера в небытие. Как же тогда получается, что среди тех, кто верит в бессмертие души, ещё находят столько привязанности к земному и такая великая боязнь смерти?
2. – Боязнь смерти – это результат мудрости Провидения и следствие инстинкта самосохранения у всех живых существ. Она необходима, пока человек не настолько просветлён об условиях будущей жизни, как противовес влечению, которое, без этого тормоза, заставило бы его преждевременно оставить земную жизнь и пренебречь трудом здесь, на земле, который должен служить его собственному усовершенствованию.
Именно поэтому у первобытных народов будущее проявляется лишь как смутное предчувствие, затем как простая надежда, и наконец, как уверенность, которая всё же колеблется тайной привязанностью к телесной жизни.
3. – По мере того, как человек лучше понимает будущую жизнь, боязнь смерти уменьшается; но в то же время, лучше понимая свою миссию на земле, он ожидает своего конца с большим спокойствием, смирением и без страха. Уверенность в будущей жизни придаёт другое течение его мыслям, другую цель его работам; до обретения этой уверенности он трудится лишь для теперешней жизни; с уверенностью же он трудится для будущей жизни, не пренебрегая настоящим, поскольку знает, что его будущее зависит от более или менее доброго направления, которое он придаёт теперешней жизни. Уверенность встречи своих друзей после смерти, продолжения отношений, которые у него были на земле, сохранения плодов своeго труда, бесконечного роста в разуме и в совершенстве, всё это даёт ему терпение ждать и мужество выносить мимолётные усталости земной жизни. Общность, которая, как он видит, устанавливается между умершими и живыми, заставляет его понимать общность, какая должна существовать между живыми; и тогда братство обретает причину к существованию, а милосердие – цель в настоящем и будущем.
4. – Чтобы избавиться от боязни смерти, надо уметь смотреть на неё с истинной точки зрения, то есть, проникнуть мыслью в духовный мир и получить о нём как можно более точное представление, что указывает у воплощённого Духа на определённое развитие и определённую способность освобождаться от материи. У тех же, кто недостаточно продвинулся, материальная жизнь ещё господствует над жизнью духовной.
Человек, привязываясь к внешнему виду, видит жизнь лишь в теле, тогда как реальная жизнь в душе; И если тело лишается жизни, то в его глазах всё потеряно, и он приходит в отчаяние. Если бы вместо того, чтобы концентрировать свою мысль на внешнем одеянии, он направил бы её на сам источник жизни: на душу, которая является реальным существом, переживающим всё, он меньше сожалел бы о теле, источнике стольких несчастий и боли; но для этого нужна сила, которую Дух обретает лишь со зрелостью.
Таким образом, боязнь смерти происходит от недостаточности понятий о будущей жизни; она указывает на необходимость жить и страх, что разрушение тела станет концом всего; она вызывается тайным желанием продолжения жизни души, всё ещё покрытым вуалью неуверенности.
Боязнь уменьшается по мере того, как образуется уверенность; она исчезает, когда уверенность становится полной.
Перед вами сторона вопроса, ниспосланная Провидением. Было мудро с его стороны не поражать человека, чей разум ещё недостаточно крепок, чтобы вынести слишком положительную и соблазнительную перспективу будущего, которая заставила бы его пренебречь настоящим, таким необходимым для его материального и интеллектуального совершенствования.
5. – Это состояние вещей поддерживается и продолжается по чисто человеческим причинам, которые по мере прогресса будут исчезать. Первая причина – это аспект, в котором представлена будущая жизнь, аспект, которого хватило бы мало продвинутым умам, но который не мог бы удовлетворить требованиям разума людей мыслящих. С тех пор, говорят они, нам выдают за безусловные истины принципы, противоречащие логике и бесспорным данным науки, что говорит о том, что они не являются истинами. Отсюда у некоторых недоверие, а у многих – вера, смешанная с сомнением. Для них будущая жизнь – это смутная идея, скорее, вероятность, чем безусловная уверенность; они верят в неё, они хотели бы, чтобы это было, но невольно говорят себе: А если это не так! Настоящее бесспорно, так что займёмся сначала им; будущее придёт как дополнение.
И потом, говорят они, что такое, в конце концов, душа? Это точка, атом, искра, пламя? Как она себя чувствует? Как видит? Как воспринимает себя? Душа для них не является действительной реальностью: это какая-то абстракция. Дорогие им существа, сведённые к состоянию атома в их мыслях, так сказать, потеряны для них и уже не обладают в их глазах теми качествами, за которые они их любили; они не понимают ни любви какой-то искры, ни любви, которую можно испытывать к ней, и сами не очень-то будут удовлетворены своим превращением в монады. Отсюда – возврат к действительности земной жизни, которая представляет собой нечто более существенное. Число тех, кто подчинён этим мыслям, довольно значительно.
6. – Другая причина, привязывающая к земному даже тех, кто наиболее твёрдо верит в будущую жизнь, исходит от впечатлений обучения, которое они получили в детстве.
Картина, которую рисует о будущей жизни религия, надо это признать, не является ни привлекательной, ни утешительной. С одной стороны, мы видим в ней мучения осуждённых, искупающих в вечных пытках и языках пламени минутные заблуждения; для них века сменяются веками без всякой надежды на облегчение или сострадание; и, что ещё более безжалостно, для них раскаяние безрезультатно. С другой сторон, изнемогающие и страждущие души чистилища, ожидающие своего избавления через доброе желание живых, которые будут молиться за них, а не через свои собственные усилия усовершенствования. Эти две категории составляют огромное большинство населения иного мира. Над ними парит очень ограниченное число избранных, наслаждающихся в течение вечности созерцательным блаженством. Эта вечная бесполезность, несомненно, более предпочтительна, чем небытие, но и она не лишена скучной монотонности. И на картинах, изображающих блаженных, можно видеть ангельские лики, которые дышат, скорее, скукой, чем истинным блаженством.
Это состояние не удовлетворяет ни чаяниям, ни инстинктивной идее прогресса, который, кажется, один сочетается с абсолютным блаженством. С трудом можно представить себе, чтобы невежественный дикарь, не знакомый с чувством нравственности, только в силу полученного им крещения, был на одном уровне с тем, кто пришёл к высшей степени практической науки и нравственности после долгих лет труда. Ещё менее постижимо, чтобы ребёнок, умерший в самом раннем возрасте, прежде, чем он мог осознать самого себя и свои поступки, наслаждался теми же привилегиями, в силу одного лишь факта обряда, в котором его воля не принимала никакого участия. Эти мысли смущают даже самых ревностных, имеющих хоть малую толику здравого смысла.
7. – Прогрессивная работа, выполняемая на земле, ничего не значащая для будущего счастья, лёгкость, с которой они думают обрести это блаженство посредством некоторых внешних практик, сама возможность купить его за деньги, без серьёзного изменения характера и привычек, оставляют радостям мира всю их значимость. Многие верующие говорят с собой глубоко в душе, что, поскольку его будущее обеспечено выполнением определённых обрядов, или посмертными дарами, не лишающими его ничего, то было бы излишним налагать на себя лишения или какие-либо ограничения в пользу ближнего, если можно спастись, работая каждый сам за себя.
Конечно, не все так думают, и есть великие и прекрасные исключения; но нельзя не признать, что таковы мысли большинства, особенно не просвещённой массы, и представление об условиях счастья в ином мире подтверждает привязанность к благам здешнего мира и, следовательно, к эгоизму.
8. - Прибавим к этому, что всё в наших обычаях содействует сожалению о земной жизни и боязни перехода с земли на небо. Смерть окружена лишь печальными церемониями, которая больше ужасает, чем возбуждает надежду. Если и изображают смерть, то всегда в отталкивающем виде и никогда в виде сна при переходе из одной жизни в другую; все её символы напоминают о разрушении тела, показывают его отталкивающим и лишённым плоти; ни один символ не показывает душу, радостно освобождающуюся от земных пут. Отправление в более счастливый мир сопровождается лишь причитаниями живых, словно наступило самое великое несчастье для тех, кто уходит; с ними прощаются навеки, как будто никогда уже не должны свидеться; сожалея о них, имеют в виду их наслаждения здесь, в этом мире, словно они не найдут лучших радостей. Какое несчастье, говорят они, умереть, когда ты молод, богат, счастлив, и когда перед тобой открывается блестящее будущее! Идея о более счастливой ситуации едва ли касается мысли людей, поскольку у неё нет корней. Поэтому всё способствует внушению ужаса перед смертью, вместо того, чтобы рождать надежду. Человеку придётся, естественно, долгое время избавляться от этих предрассудков, но он придёт к этому, по мере укрепления его веры, и это будет самая здравая мысль о духовной жизни.
9. – Кроме того, вульгарное верование помещает ушедшие души в области, едва доступные мысли, где они становятся словно чуждыми живущим; сама Церковь ставит между ними и этими последними непреодолимый барьер: она провозглашает, что все отношения прерваны, и любое общение невозможно. Если души находятся в аду, то всякая надежда увидеться с ними навсегда потеряна, если только не пойти самим в ад; если они среди избранных, то целиком поглощены своим созерцательным блаженством. Всё это ставит между умершими и живущими такое расстояние, что на разлуку смотрят как на вечную; вот почему все предпочитают, скорее, удерживать при себе любимые существа, страдающие на земле, чем видеть их уходящими, пусть даже на Небеса. И потом, так ли уж счастлива душа на Небесах, если она видит, например, вечно горящими своего сына, отца, мать или друзей?
Почему спириты не боятся смерти.
10. – Спиритическое учение полностью меняет взгляд на будущее. Будущая жизнь уже больше не гипотеза, а реальность; состояние душ после смерти больше не какая-то система, а результат наблюдений. Завеса поднята; духовный мир предстаёт перед нами во всей своей практической реальности; и это не люди открыли его своими хитрыми выдумками, это сами обитатели этого мира приходят к нам и описывают своё положение; мы видим их там на всех ступенях духовной иерархии, во всех фазах счастья или несчастья; мы присутствуем при всех перипетиях загробной жизни. Вот причина спокойствия спиритов, с которым они смотрят на смерть, ясности их последних мгновений на земле. Их поддерживает не только надежда, но и уверенность; они знают, что будущая жизнь – это лишь продолжение жизни теперешней в лучших условиях, и они ждут её с тем же доверием, с которым они ждут восход солнца после грозовой ночи. Причины этого доверия заключены в фактах, свидетелями которых они являются, и в согласии этих фактов с логикой, справедливостью и Божьей добротой, и с внутренними чаяниями человека.
Для спиритов душа больше не является чем-то абстрактным; у неё есть эфирное тело, создающее определённое существо, которое мысль может охватить и постичь; этого уже предостаточно, чтобы составить себе представление о её индивидуальности, способностях и восприятиях. Воспоминания о тех, кто нам дорог, зиждется на чём-то реальном. Они уже представляются нам не блуждающими огоньками, ничего не напоминающими нашей мысли, а предстают перед нами в конкретной форме, показывающей их нам даже лучше, чем живые существа. Затем, вместо того, чтобы быть затерянными в глубинах пространства, они находятся вокруг нас; телесный мир и мир духовный пребывают в постоянном общении между собой и взаимно помогают друг другу. И поскольку сомнений в отношении будущего больше нет, то нет и причины для боязни смерти; на неё смотрят хладнокровно, как на освобождение, как на дверь в жизнь, а не в небытие.
